*    *    *

Спустя несколько месяцев после смерти Сталина я получил повестку явиться в военкомат. Там меня уже ждали. Пригласили пройти в глубину двора, где стояла "Волга". Я понял, что меня арестовали. В кабинете,  куда меня привели,  за рабочим столом сидел  мужчина средних лет в штатском,  а поодаль на диване - мужчина лет шестидесяти в военной форме. Первый протянул мне свой документ: Михайлов, следователь МГБ. Из объемистого портфеля он достал две толстые папки подшитых бумаг, вооружился чистой бумагой и авторучкой.

    - Как Ваши фамилия, имя и отчество?

      Я сказал.

    - А какая у Вас была фамилия прежде?

    - Такая же. Я никогда не менял фамилию.

    - А Николаевским Вы были?

      Тут я вспомнил,  что уже видел его однажды в коридоре треста, где  работал.

    - Я и прежде о Вашем ведомстве был невысокого мнения. Теперь же вижу,  что  вы еще хуже.

      Михайлов откинулся на спинку стула и почти закричал:

    - Вы забываете, где находитесь.

      Еще в машине, когда меня везли, я подумал, что меня будут брать на  испуг,  что  попытаются  выявить во мне безволие и трусость. Я решил воспользоваться своей догадкой.

     - Нет,  я  не забываюсь.  А вот Вам не следовало бы повышать голос на  человека,  который  несколько  лет  жил  в  обнимку  со смертью. Если я здесь свалюсь, то вы меня уже не поднимете. А вам будут неприятности. К тому же, что вы мне можете сделать? Посадите в тюрьму? Что ж, мне только этого и надо. Только вот прошу мне гарантировать не менее десяти лет.  На менее короткий срок  я  не

согласен.

     - Хорошо. Мы учтем Вашу просьбу, - криво улыбнулся Михайлов.

     - Спасибо.

     - Итак, будем говорить по существу. Так что я Вас спросил?

     - Вы  говорите Николаевский,  продолжаю я.  Дело в том,  что когда в 1946 году я приехал в Куйбышев,  то сразу поступил  работать  в бухгалтерию 11-го строительного треста.  Там же работала семнадцатилетняя девочка Люба Воробьева.  За восемь лет работы  я ничего особенного за Любой не замечал.  Вздорная,  туповатая девчонка,  вот и все. Но вот в последнее время она вдруг резко изменилась.  Стала  какой-то  сосредоточенной,  особо внимательной ко мне.  Ходит за мной как тень.  Когда я с кем-нибудь разговариваю, она,  открыв рот, слушает. В мое отсутствие копается в бумагах на моем столе.  Та же участь постигает и внутренности моего пиджака, если он остается висеть на спинке стула.  Ее,  кстати, не смущает то, что ее за этим занятием могут застать другие сотрудники.

     Для меня стало ясно, что меня нашли, но пока не берут. А Любу используют для наблюдения за мною. Тут я решил разыграть комедию. Как-то раз в беседе с ней я сказал, мол, всякое бывает в жизни.  У меня,  например, раньше была фамилия Николаевский... После этого  разговора  Люба  некоторое время копошилась в ящике своего стола.  Заглянув туда, когда она вышла из кабинета, я увидел, что на  бумаге под пудрой и косметикой размашисто написано карандашом - "Николаевский".

     Михайлов и его старший товарищ переглянулись. Я продолжал.

     - Разумеется Люба Воробьева не заслуживает вашего наказания. Она  выполняла  ваше  задание,  как могла.  Но о чем вы думаете, привлекая на работу таких бездарностей. Неужели после этой страшной войны добропорядочные люди отказались бы вам помочь,  тем более, когда речь идет о борьбе с врагами.

     Помолчали. Затем старший спросил, указывая на Михайлова.

     - А как Вы узнали, кто он такой?

     - Когда  Люба своим поведением дала мне понять,  что за мной следят, я подумал, что ее непосредственный начальник тоже захочет посмотреть  на  меня.  Однажды в коридоре я увидел его,  узнал по глазам.  Подошел к нему и сказал: "Дело, ради которого Вы пришли, пора кончать".

     - Как это "по глазам"?

     - А так. Ваши молодые чекисты не умеют смотреть людям в глаза. Они как бы простреливают насквозь.  От такого взгляда у  меня болит  вот  здесь,  в затылке.  Так и хочется подойти к такому на улице и сделать замечание.

     - Да-а...  Чувствуется у Вас большой опыт.

     - Не надо смеяться. Будь у меня опыт, я не был бы там... где

был.

     Старший достал сигарету.  Закурил.  Допрос возобновил Михайлов.

     - Ну ладно. Рассказывайте.

     - Что рассказывать?

     - Рассказывайте о себе с момента начала войны.

     - Как рассказывать? Могу за час все рассказать, могу за месяц.

     - Кратко. А где нужно, мы попросим подробно.

                            назад

Хостинг от uCoz